Чтобы заниматься защитой прав человека, требуются немалые смелость и энергия. Еще большая отвага нужна, чтобы немецкому ученому исследовать проблему геноцида в Германии...

И не просто исследовать, а написать затем книгу «Убийственная наука: устранение путем научной селекции евреев, цыган и других в Германии (1933 – 1945)».

Всеми этими качествами обладает выдающийся молекулярный генетик Бенно Мюллер-Хилл, чья безупречная репутация и неподкупная честность заставляют ученых всего мира прислушиваться к его мнению. Тем интереснее узнать, что думает ученый о состоянии современного научного сообщества.

Постижение того, как работает природа, доставляет громадное удовольствие, а осознание какой-либо красивой детали в её конструкции, которой никто не понимал до тебя, вызывает чувство восторга. С другой стороны, не меньшее удовольствие самому рассказывать о новых открытиях, слышать и читать об исследованиях других и наблюдать, как развивается наука. Прежде чем рукопись научной статьи увидит свет, она оценивается высококвалифицированными рецензентами. Эксперименты одного исследователя должны быть повторены другими исследователями, и лишь тогда их результаты можно признать достоверными. Таким образом, истина, казалось бы, есть наивысшая и единственная ценность для ученого. Но, увы, это – лишь одна сторона медали. Другая сторона темнее. Активно работающий в лаборатории учёный видит перед собой единственную цель: результаты, результаты и ещё больше результатов. Он старается опубликовать свои статьи в наиболее респектабельных журналах. А уступив в гонке своим конкурентам, может навсегда лишиться научного статуса.

В науке, как и везде, есть два вида истины: истина, известная всем, и истина, которую еще следует открыть. Большинство научных работников, как и другие люди, имеют дело с истиной первого рода. Они изучают системы, подобные тем, что уже были изучены, а потому добавляют лишь новые детали к уже известному. Со вторым видом истины все не так просто. Поначалу она кажется слишком странной, чтобы быть правдой, - и это часто делает ее опаснее огня. Если вам не достает разума, она может погубить вас. Вот почему, чтобы иметь дело с новой истиной, нужны острый ум и незаурядная смелость. Но, повторяю, в наше время большинство ученых встречаются лишь с безобидной формой истины.

Следует напомнить, что, начиная с 1700 года, число людей, имеющих отношение к науке, увеличивалось по экспоненте. Оно росло столь стремительно, что без преувеличения можно сказать: средний ученый сегодня мало отличается от среднего человека с улицы. Средний ученый с тем же успехом мог выбрать карьеру коммерсанта или юриста. Сейчас уже нет разницы между средним ученым и средним представителем любой другой профессии. Склонность к самообману - очень распространенная черта характера. Гете, Ницше и другие говорили, что прежде чем вы начнете вводить в заблуждение других, вы обманете самого себя. Ученые иногда обманывают себя (и других), путая возможность с реальностью. Надежда - сладкий, дешевый и вызывающий быстрое привыкание наркотик. Этот тип самообмана может даже стать чертой характера: Россия и бывший Советский Союз - весьма яркий тому пример. В нашей же части мира некоторые ученые уступают соблазнам денег и славы. Сколько раз звучали обещания, что лекарство против рака или вакцина от малярии уже почти готовы, но где же результаты?

Без сомнения, в настоящей науке нет места самообману. Вы ставите множество контрольных экспериментов, вы используете умение правильно разбираться в результатах (а по возможности и статистический анализ), оппоненты критически изучают каждую строку вашей работы, прежде чем допустить ее в печать. Один ученый может ошибиться, но сословие профессионалов (то есть большинство ученых) ошибаться не может. Однако некоторые социологи, исходя из этой ситуации, заключают, что истина есть своего рода товар, ценность которого меняется со сменой пристрастий покупателей. По их мнению, реально существуют только мнения, а истиной называют мнение большинства. Позже мы еще вернемся к этой теме.

Опыт общения с истиной одного школьника

Когда мне было тринадцать лет, и я учился в немецкой гимназии, то получил урок, который запомнил на всю жизнь. Однажды ранним утром наш учитель физики водрузил посреди школьного двора телескоп, чтобы показать нам какую-то планету и ее спутники. Нас было около сорока человек, и мы выстроились в длинную очередь. Как самый низкорослый, я стоял в конце. Учитель спросил первого из нас, разглядел ли он планету. Нет, ответил тот. Ему это не удалось, по-видимому, из-за сильной близорукости. Учитель показал, как настраивать фокус, и этот ученик сказал, что смог увидеть планету и ее спутники. У других проблем не было, они сразу видели то, что надо. Вдруг один парень, который стоял прямо передо мной, - его звали Гартер - заявил, что он ничего не видит. «Ты идиот, - закричал учитель, - надо просто настроить фокус». Гартер попытался еще раз и снова у него ничего не вышло: «Я ничего не вижу, там все черно». Тогда учитель сам посмотрел в телескоп. Через несколько секунд он повернулся к нам со странным выражением лица. И тогда мы заметили, что телескоп не работал - его линзы были закрыты крышкой. Конечно, на самом деле никто ничего не видел.

Кем же стали эти школьники? Один из них сейчас - профессор философии и видный чиновник германского телевидения. Это можно было ожидать. Но двое стали профессорами физики, а еще один - профессором физики. Честный школьник Гартер на следующий год расстался с гимназией. Его отец был рабочим, и Гартер просто не вписался в роль гимназиста. Иногда бессонными ночами я думаю о том, а что бы сказал я сам. Хватило бы у меня честности и храбрости сказать: «Там все черно. Я ничего не вижу»? На недавней встрече нашего класса я заговорил с профессорами физики об этом случае. Но они не могли вспомнить, о чем идет речь. Они просто все забыли.

Наверное, надо, подобно мне, прожить долгую жизнь в науке, чтобы понять, сколь важную роль, несмотря на почитание учеными Истины, играет в ней самообман. Сам я впервые столкнулся с этим явлением, будучи аспирантом Курта Валленфелса в отделе химии Фрайбургского университета. В нашей группе был индийский пост-док[1] О.П. Мальхотра, который обнаружил интересное явление, связанное с ферментом бета-галактозидазой бактерии Е. coli. Число его активных центров с повышением температуры возрастало! При 200С их было всего четыре, а при 350С - уже восемь! Мне это показалось очень занимательным, и я попытался выяснить, происходит изменение с повышением температуры постепенно или скачком.

Сначала выяснилось, что была допущена ошибка в методе определения числа центров связывания. Затем я обнаружил, что и число это определено неправильно. Пост-док уже продолжал работу в Индии. Рукопись, в которой описывалось явление, была отозвана из журнала. Мне пришлось вымарать соответствующие разделы из корректуры обзора, который написал пост-док вместе с Куртом Валленфелсом в «Advances in Carbohydrate Chemistry». В то время я испытывал громадное удовольствие от осуществленной «фальсификации», которая, по Карлу Попперу, есть высший критерий научности[2]. Но статья с моим именем, описывающая, что мне удалось открыть, так никогда не появилась.

Самообман и ложь в лаборатории

В следующий раз я столкнулся с тем же явлением, когда уже был профессором в Кельне. У меня возникла замечательная идея. Я предположил, что тетрамерный [ас-репрессор образует петли между lас-оператором 01 и псевдооператором 02, и решил, что если удастся разрушить 02, произойдет резкое снижение уровня репрессии. Чтобы убедиться в этом, я попросил студентку Ингрид Триш определить удельные активности трансацетилазы в штаммах бактерий с различными внутренними делециями в гене lacZ. У студентки получилось именно то, что я ожидал.

Вместе с тремя другими коллегами я подготовил в 1977 году рукопись для «Proceedings of the National Academy of Sciences». Ее представил к публикации Ф. Жакоб, и я был счастлив и горд. И тогда мне позвонил Валли Гилберт, который только что определил первичную последовательность в одном из тех генов с Z-делецией, который я использовал. По данным генетического анализа, мутация по 02 была правдоподобна, но строго не доказана. Поскольку уровень трансацетилазы был высок, мы предположили, что делеция затронула оператор гена. А Гильберт показал, что оператор был в целости.

Что же случилось? Тщательная ревизия записей студентки обнаружила, что она просто сфабриковала результаты измерения активности трансацетилазы! Я отозвал статью в тот же день, буквально перед выходом ее в свет. А сама идея оказалась правильной (ну, конечно же, я упустил из виду еще один псевдооператор - 03). Довольно, известный молекулярный биолог, получивший препринт этой не вышедшей статьи, сказал мне потом: «С твоей стороны было большой глупостью отозвать статью. Идея-то оказалась правильной, а кого беспокоят доказательства?» Студентка покинула нас и больше не возвращалась. Она приступила к новой работе в качестве школьного учителя. Думаю, с ней все в порядке.

Это был «чистый». случай, а вот еще один, не столь очевидный. Несколько лет назад я с восторгом читал статьи Марка Пташне. В них он доказывал, что кислые остатки в спирали, предшествующей узнающей спирали лямбда-репрессора, активируют РНК-полимеразу. Он обнаружил этот же феномен для ряда других репрессоров. Я решил, что Пташне открыл какое-то весьма общее явление, значит, оно должно быть характерным и для lac-репрессора. Пост-док в моей лаборатории проделал необходимые эксперименты: эффекта не было.

Затем Стив Басби и. Ричард Эбрайт опубликовали работы, в которых выражали сомнения в достоверности опытов с одним из репрессоров Пташне. Мы также повторили некоторые опыты Пташне с репрессором САР и убедились, что он ошибался. Я сказал об этом Марку, а Марк сообщил, что его сотрудница Нина Ирвин, кому, собственно, принадлежали первичные данные, была в глубоко и депрессии, когда проводила эти опыты. И я понял, почему. Она испытывала давление безупречного доказательства, полученного для лямбда-репрессора, и она должна была обнаружить у САР то же самое - обнаружить то, чего там попросту не было.

Теперь перейду от примеров из собственной практики к другим, но близким к моим научным интересам. Я немного занимался молекулярно-генетическими подходами к изучению болезни Альцгеймера и оставил это[3]. Но то, что появлялось в печати, было не лучше. Тут было непреодолимое искушение опередить с хорошим экспериментом остальных, потому что важные открытия могут принести вам известность в средствах массовой информации и деньги от биотехнологических фирм.

В 1987 году в «Science» появилась статья нобелевского лауреата Карлтона Гайдусека с девятью соавторами, утверждавшего, что у трех пациентов с болезнью Альцгеймера были лишние копии гена, кодирующего белок, характерный для этого недуга. Часть работы делал пост-док во Франции, и она оказалась просто ошибочной (сначала вы обманываете себя, а затем других). Я сомневаюсь, что Гайдусек хоть как-то проанализировал его данные. Уже через несколько месяцев появились статьи, ставившие под серьезное сомнение эти результаты, но авторы первых работ на них не отреагировали.

В 1991 году «Nature» и «Science» напечатали еще две статьи с «открытиями» молекулярно-генетических основ болезни Альцгеймера, В одной из них было одиннадцать авторов! Но почти тут же появились опровержения. Как этим людям удалось обмануть самих себя? Снова, вероятно, самую ответственную, гистологическую часть исследований проводили лишь один или два участника работы. Другие выполняли технологические операции по получению мутантных мышей и принимали на веру результаты первых. Окажись работа успешной, патент на этих мышей мог стоить таких денег, что никакие вопросы не задавались бы.

Ответственность и положение авторов

Сегодня лишь немногие из авторов статей, в которых число соавторов нередко переваливает за дюжину, готовы нести ответственность за качество представленной работы. Это происходит, потому что большинство ученых, будучи узкими специалистами, не способны критически оценивать материал собственных соавторов. Пауль Доти наиболее убедительно обосновал отрицательные последствия такого положения для науки. А вот Давид Балтимор считает ситуацию нормальной. Разумеется, крайняя доверчивость к результатам соавторов испаряется без остатка, когда те же люди становятся рецензентами чужих статей.

Сегодня большинство рукописей из моей лаборатории отклоняется, когда они представляются в журнал в первый раз. Если мы пишем о результатах, полученных на живых клетках (in vivo), рецензенты требуют сообщить о поведении тех же ферментов «В пробирке» (in vitro). Когда мы говорим об опытах «in vitro», от нас просят данные либо о том же «in vivo», либо о подтверждении наших результатов с помощью методов, которые просто отсутствуют в природе. Или же рецензенты отвергают статью, потому что мы цитируем не тех авторов, которых, по их мнению, стоило бы цитировать. Случается, что анонимный рецензент «заворачивает» статью, потому что в ней нет ссылок на работы определенного автора (имеющие мало отношения к теме данной статьи), но, похоже, весьма высоко ценимого легко угадываемым рецензентом.

В конце концов, когда другой журнал, наконец, принимает статью, некто, выступающий в роли научного редактора, так тщательно редактирует ее основные разделы, что они теряют всякий смысл. Или бывает, что и второй журнал отклоняет рукопись, но к тому времени в печати уже появляется статья конкурентов, делающая вашу публикацию ненужной.

Если исходить лишь из собственного опыта, то я живу в каких-то научных Содоме и Гоморре. Уважение к новым идеям как к личной собственности просто отсутствует. В тот момент, когда вы упоминаете о пришедшей в голову идее или о еще не поставленном эксперименте, кто-то может счесть их своими. Он может даже попытаться притормозить вашу публикацию, чтобы выиграть соревнование. Некоторые из тех, кто воруют и действуют быстрее всех, выглядят великими учеными. Впрочем, они и есть великие ученые, ибо кто может оспорить их очевидные успехи? Как-то я представил от лица нескольких японских авторов статью в «ЕМВО Journal». После весьма долгого рецензирования ее отвергли - якобы из-за неубедительности результатов. А через пару месяцев статья европейских авторов со сходными результатами появилась в «Cell». Не были ли они рецензентами упомянутой рукописи? Японцы в конце концов напечатали свою статью в «Nucleic Acids Research».

Однажды я передал американскому коллеге некий выделенный нами мутант бактерии. Он переименовал его таким образом, что казалось, будто мутант выделен им, написал неплохую статью и вежливо прислал мне препринт. Он никак не мог понять, почему я так огорчен. Ему казалось, что имя, которое он придумал для мутанта, звучит гораздо лучше, чем наше. Нам потребовалось немало усилий, чтобы убедить его вернуться к исходному названию и сослаться на нас как авторов штамма.

Поговорим о деньгах

Когда в дело вступают деньги; все становится еще более· явным и жестким. Недавно я опубликовал заметку, в которой обратил "Внимание, что, согласно индексу цитирования, два института Макса Планка выглядели не столь хорошо, как они сами утверждали, пытаясь на основании этих утверждений еще и подорвать развитие конкурентных исследований в университетах. Цур Хаузен, директор Центра исследований рака (DKFZ), написал мне письмо и разослал его копии всем заинтересованным лицам (не поставив меня об этом в известность). В нем он утверждал, что мой подход был ненаучным и некорректным.

А через год появилось публичное подтверждение претензий Хаузена. На обложке выпуска «Science» от 24 апреля 1992 'года красовались цветная карта Европы и диаграмма, которая показывала рейтинг некоторых европейских исследовательских центров. В одной из статей журнала было проведено ранжирование лучших в мире молекулярно-биологических лабораторий. Институт генетики Кельнского университета даже не упоминался, тогда как Институт биохимии Макса Планка в Мюнхене шел под номером пятым, а DКFZ - под одиннадцатым.

Как это получилось? Автор данного исследования провел компьютерный поиск статей в области молекулярной биологии, биохимии и генетики. Качество его работы лучше всего иллюстрирует тот факт, что, по полученным им данным, из Института биохимии Макса Планка в Мюнхене за год вышло 35 статей, а из DKFZ - 27 статей в области молекулярной биологии. Кельнский университет был исключен, поскольку, как я узнал позднее, из него за год вышло, по мнению автора, менее 20 статей.

Всякий имеющий отношение к данной области понимает, что эти цифры представляют собой явную ошибку, а потому и весь рейтинг оказался неверным. Но опубликованное ранжирование, безусловно, подняло- настроение директорам некоторых институтов и повысило шансы в переговорах с политиками о финансировании их учреждений. Мы с коллегой написали в «Science» письмо, указав на методические ошибки этого «анализа». Мне было приятно узнать, что авторы исследования, Пенделбюри и Андерсон, перепроверили свои данные, теперь уже для биологических наук в целом. И тогда картина полностью изменилась. Институт генетики Кельнского университета на этот раз опередил оба института - Макса Планка и DKFZ.

Точка зрения некоторых социологов на науку

Теперь подходящий момент вернуться к тем социологам, которые заявляют, что ученые устанавливают истину голосованием, а не предъявлением фактов. Пару лет назад я участвовал в семинаре по социологии науки. На нем Карин Кнорр-Сетина представила результаты своих «антропологических» изысканий в Институте Макса Планка. Она принадлежит к тем социологам, которые заявляют, что изучают поведение ученых, подобно тому как антропологи изучают поведение дикарей.

Кнорр-Сетина описала процесс сбора учеными исходных данных и подготовки их к публикации. По ее наблюдениям, поведение ученых при публикации статей определяют карьерные соображения и случайные обстоятельства. Она описала, в частности, свои наблюдения за работой, в которой получали трансгенных мышей. По ее мнению, ученые вскрыли мышей и посмотрели их внутренности, чтобы принять решение о возможности публикации.

Она просто не знала, что сделать заключение о трансгенности мышей можно, лишь проведя специальный молекулярно-генетический анализ. С точки же зрения социолога, окончательное решение о публикации было принято по приказу руководителя лаборатории. Хотя Кнорр-Сетина не указала, где собрала такие сведения, я предположил, что это происходило в лаборатории Петера Грусса в Геттингене, и сказал ей об этом. Я оказался прав. Копию рукописи я послал Петеру: она его не позабавила.

Говорят, что около половины историков и социологов науки разделяют взгляды Кнорр-Сетины на научную истину как на иллюзию, в которую еще верят некоторые ученые. Такие социологи считают, что наука подобна искусству: все дозволено. На самом деле - наоборот, художник не может совершить надувательство, пока его творения оригинальны. Поэты и философы не могут обманывать, пока их сочинения - их собственные. Конечно, они могут заниматься плагиатом, но это отличается от мошенничества.

Мошенничество, которое встречается в науке, просто не существует в искусстве, философии или социологии. Мошенничество может быть только там, где есть осязаемые предметы. Именно существование мошенничества отличает науку от искусства. Ученые должны гордиться этим отличием.

Наука в нацистской Германии: истина - это еще не все

Многие ученые думают, что лишь давление внешних обстоятельств способно склонить их к. неправде. Внешний нажим на ученого, конечно, играет немаловажную роль. В Третьем рейхе из науки изгоняли евреев. Помогать им и даже цитировать их работы немецким ученым не рекомендовалось. Многие уступили этому давлению. Например, почти все немецкие ученые легко соглашались с предложениями занять пост, ставший вакантным благодаря увольнению еврея. Согласие на такое предложение уже само по себе свидетельствовало о лояльности режиму.

До последнего времени я не мог назвать ни одного, кто выдержал бы соблазн. Но недавно мне рассказали историю Отто Крайера. Крайер был ассистентом кафедры физиологии в Геттингене. Когда он получил предложение занять должность профессора в Дюссельдорфе, после увольнения с нее Филиппа Эллинджера, он 15 июня 1935 года написал в Министерство науки: « ... Первая причина моего отказа в том, что я вижу глубокую несправедливость в изгнании из науки евреев. Необходимости этого я не могу понять, поскольку причины лежат во вненаучной области... Я предпочту скорее отказаться от этого предложения, хотя оно отвечает моим научным интересам и моим возможностям, чем предать свои убеждения; кроме того, промолчав, я буду тем самым поощрять распространение о себе ложного мнения». Этого письма было достаточно, чтобы уволить Крайера и вынудить его покинуть Германию. Он скончался в 1982 году, выйдя на пенсию с должности профессора Медицинской школы в Гарварде.

Похоже, Отто Крайер - единственное исключение из правила; остальные германские ученые не отказывались занимать места, ставшие вакантными по указанной причине. Пока в науке существует разрыв между собственно научной работой и поведением ученого, в ней возможна лишь полуправда. Думается, в таких условиях наука способна функционировать лишь ограниченное время, продвигаясь вперед медленно, да и не очень далеко. Но это может растянуться на много лет.

Некоторые считают, что истина и наука выживают, только когда в любых обстоятельствах господствует истина. Я думаю, это глубокое заблуждение. Ответственность за него, по крайней мере в Германии, как мне кажется, лежит на Канте. В 1797 году он опубликовал небольшую работу, в которой утверждал, что правду никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя утаивать. Французский писатель Бенджамен Констан возразил Канту и сослался на собственный опыт полученный им в Париже в 1793 году. Когда к нему в дом пришли убийцы за адресом друга, он солгал, что не знает его местопребывания. Кант отверг такой аргумент, поскольку считал, что стоит лишь раз солгать, как истина начинает умирать. Кстати, при этом он не добавил, что ради той же истины следовало бы указать убийцам на постыдность их действий.

Тут я хотел бы сделать отступление и напомнить, что говорится по данному поводу в заповедях Моисея: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» (20 Исх. 16). В десяти заповедях не говорится об обмане вообще. Подразумевается лишь, что нельзя лгать родителям» «Почитай отца твоего и мать твою...» (20 Исх. 12). Но там уж точно нет требования выдавать. ближнего своего убийцам.

В этой связи следует вспомнить одного хорошо известного немецкого медика, Юлиуса Галлервордена. Правоверный кантианец, он приобрел славу человека, который с уважением относился к убийцам. В качестве нейроанатома он обследовал сотни больных, а когда их убивали путем эвтаназии (1940-1942), обращался к палачам с просьбой присылать ему их мозг. Так он получил мозги 697 убитых людей, многие из которых были когда-то его пациентами. Однажды он лично посетил центр умерщвления и присутствовал при убийстве детей газом. Сделанные им записи свидетельствуют, что он получил мозги детей всего через два часа после их насильственной смерти. Международное сообщество ученых-медиков продолжало оказывать ему почести как отличному руководителю отдела в Институте Макса Планка.

Позвольте здесь отметить, что знаменитый императив Канта: «Поступай С другим только так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой» - совсем не гарантирует справедливого и спокойного мира. Профессиональные убийцы гордятся тем, что убивают быстрее, чем их враги. У них есть пистолеты, а у противника их просто нет. Они согласны с императивом Канта, поскольку надеются на победу. Неудивительно, что такой человек, как Эйхман, называл себя кантианцем. Без сомнения, императив Канта приветствовался бы и в Гоморре. Из всего этого не следует, что Кант и кантианцы обязательно мерзавцы. Я только хочу сказать, что философия Канта совсем не защищает от варварства.

Германские ученые в области генетики человека были выдающейся группой специалистов, которые проложили путь убийцам во времена Третьего рейха. Например, в Министерстве здравоохранения существовал отдел, устанавливающий, является ли данный индивидуум чистокровным цыганом, полуцыганом или он не цыган. Попавшие в соответствующие категории оказывались в Освенциме. Из двадцати тысяч немецких цыган, которых туда доставили, почти все погибли от голода, болезней и в газовых камерах.

Вспомним и другое. В 1941 году закрыли все законные пути для выезда евреев из Германии. Оставшихся направляли в лагеря смерти, подобные Освенциму. Большинство «полуевреев», у которых отцом был германский еврей, а матерью - немка, разделили судьбу «чистокровных евреев. В отчаянии многие из таких «полуевреев» придумывали, что их настоящим отцом был некий «друг дома» - немец. Сотни таких дел поступали на заключение специалистам в области генетики человека. Как вели себя в этих случаях университетские профессора, доценты и ассистенты? Все, с кем я разговаривал в 1980 году, отвечали, что они придерживались научной истины, то есть давали заключение по результатам объективного исследования. Они не задавались вопросами, что будет с теми людьми, которых они «изучали». Судьба этих «объектов» их не касалась. Я могу добавить, что их австрийские и французские коллеги были коррумпированы, но коррупция в той ситуации - знак проблеска человечности.

И вот перед нами дилемма. Действительно, «чистый» ученый часто воспринимает моральные ценности общества, не задаваясь лишними вопросами. Он знает, что наука не производит ценностей. Что имеет цену, а что нет - решает религия или Фюрер. Чистый ученый в таком случае либо начинает искренне верить в эти ценности, либо становится оппортунистом. Однако среди ученых всегда есть меньшинство, которое верит в то, что и наука производит ценности. Подобно тому, как христианские фундаменталисты верят в библейское слово,
эти ученые верят, что ценности непосредственно возникают из их суждений о молекулярных или субатомных структурах. Такие идеологи существовали, конечно, во времена' Третьего рейха. Сейчас они все уже умерли. Но вот несколько свежих примеров.

Наука как религия

Недавно в «The New York Review of Books» мне попалась заметка, касающаяся проекта «Геном человека». В ней Левонтин сделал обзор ряда книг и процитировал моего друга Валли Гилберта, которым я искренне восхищаюсь. «Вклад Гилберта в сборник «Код кодов» озаглавлен «Мечта О Граале», В предисловии редакторы сборника Даниэль Келвс и Лерой Худ пишут об этой метафоре с абсолютной серьезностью: «Поиск биологического Грааля продолжается почти столетие, но сейчас, с воплощением проекта «Геном человека», он вступил в фазу кульминации. Неудивительно, что жажда власти и чувство страха, непременно ассоциируемые со Священной Чашей (Ноlу Grail), сопровождают и проект «Геном человека», ее биологический аналог».

Я знаю, что Валли поговаривал о Граале и раньше, но так откровенно высказывать подобные соображения в печати, по-моему, намного хуже, чем раз или даже два высказать их в частной беседе. Позвольте напомнить, о чем, собственно, идет речь. По преданию, Священная чаша - это сосуд, из которого пил Иисус на последней Тайной вечере, и в этот же сосуд была собрана его кровь, когда он висел на кресте. Сосуд, как утверждают, затем оказался в Англии,
и лишь немногие держали его в руках. Те же, кто пил из него, получали громадную власть и долголетие.

Как мог Валли написать такой полурелигиозный вздор? Решив, что эта чушь может серьезно повредить принятию проекта «Геном человека», я послал ему рассерженное письмо, Он ответил, что не озаглавливал так свою статью. Подлинным названием было - «Проект «Геном человека»: мечта». Даниэль Келвс, историк науки, и Лерой Худ, молекулярный биолог, поставили свой вариант заголовка, не сообщив об этом Гилберту и без его разрешения.

Тогда я написал Келвсу и попросил объяснить, что произошло. Он ответил, что заголовок, действительно, принадлежал ему, но он посылал корректуру Гилберту, а тот сделал несколько исправлений, не восстановив первоначального названия. Попала ли Гилберту на глаза первая страница? Что случилось на самом деле? Я этого не знаю. Фактом остается то, что историк науки включился в процесс ее создания, а затем сам и будет все описывать.

Как раз тогда я получил книгу германского политолога, посвященную контролю над рождаемостью в нацистской Германии. Просматривая ее, я обратил внимание на заключительное предложение. Там говорилось: «С вдохновением Прометея Джон Туз, секретарь организации «Геном человека», объявил: «Мы пишем Библию секуляризованного гуманизма». Я не мог поверить, что Туз, которого я хорошо знаю и который принадлежит к научному сообществу, мог сказать такое. Я написал ему письмо, в котором спросил, говорил ли он это,
и получил честный ответ. Да, конечно, он сделал такое заявление в Национальной Академии наук в Вашингтоне, да и в других местах. Конечно, все это опасная чушь. В сущности, утверждается, что последовательности ДНК, то есть структурные данные, заменят нормы Библии. Позволю предположить, что это и есть тайная цель кое- кого из тех, кто возглавляет проект «Геном человека». Если они достигнут успеха, то я зря тратил время, отстаивая и защищая проект. Если же все это пустые разговоры, то они все равно подрывают доверие к самой научной программе. Следующие несколько лет прояснят ситуацию.

И в завершение...

Не знаю, многие ли из вас и многие ли ученые вообще верят в эту новую библию, которую исследователи пишут, используя всего четыре буквы алфавита (А, Г, Ц и Т). Могу лишь надеяться, что их число не слишком велико. Но мне хорошо известно, что только некоторые из ученых читали Ветхий завет и знают Десять Заповедей. А коли так, что можно им сказать? Я знаю, совет про читать Десять Заповедей или просьба с уважением относиться к ним будут встречены смехом. Поэтому я отступаю к своим последним рубежам обороны и говорю: прислушайтесь к вашей совести! Этот голос иногда говорит «НЕТ». Он никогда не говорит ДА», как заметил еще Сократ. Это «НЕТ» - последний тормоз, когда все другие тормоза уже сорваны. Этот голос можно заставить замолчать. Не глушите его. Он исходит из каких-то неведомых глубин человеческого разума. Он приходит раньше Веры, но звучит громче, если есть истинная Вера. Наслаждайтесь красотой и удовольствиями, которые дарит наука, но следуйте голосу совести. Это все, что я хотел сказать.

Перевод Владимира Воейкова

Профессор Института генетики Кельнского университета Бенно МЮЛЛЕР-ХИЛЛ - ученый с мировым именем, ведущий специалист в области молекулярной генетики.

Впервые статья была опубликована в «The Quart. Rev. of Bio», 68, 1993, «University of Chikago Press».

Перепечатка из журнала «Знание – сила», М., 1995 г., № 10, стр. 28 – 36.

---

[1] Пост-док - временная должность после получения ученой степени доктора философии (прим. перевод.).

[2] Под фальсификацией по Попперу в данном случае следует понимать возможность опровержения истинности гипотез и теорий проверкой следствий из них опытным путем (прим. перевод.).

[3] Болезнь Альцгеймера - одна из форм старческого слабоумия - связана с нарушением работы определенного гена в двадцать первой хромосоме человека (прим. перевод.).