Творческий труд делает свободным

Александр Механик, обозреватель журнала «Эксперт».

Маркс создал свою коммунистическую утопию не для пролетариата, а для себя — интеллектуала и представителя творческой элиты. По сути, он предвосхитил современную экономику знания

http://expert.ru/printissues/expert/2010/03/

Рисунок: Константин Батынков

Мировой кризис породил очередной всплеск интереса широкой публики к Марксу. Те, кто любит смотреть страшное кино и читать апокалипсические предсказания, вспомнили о Марксе как еще об одном Нострадамусе. Хотя современный капитализм настолько отличается от капитализма XIX века, что искать у Маркса объяснение причин нынешнего кризиса, наверное, не очень продуктивно, капиталисты не забывают извлечь выгоду из интереса к классику, расширяя продажи его произведений. Такова ирония истории, о которой любил говорить Маркс.

ВАК. Вот только никто не разъясняет: чем же принципиально «современный капитализм отличается от капитализма XIX века»?

 

Марксизм — одно из наиболее влиятельных направлений европейской общественной и философской мысли XX века. И объясняется это не только существованием советского марксизма, с которым Западу пришлось вести ожесточенную идеологическую борьбу, но и тем, что Маркс сам по себе действительно крупное имя в истории мысли, которое не может игнорировать ни один уважающий себя интеллектуал.

Мы помним, что, несмотря на всю популярность марксизма и в прошлом, и в настоящем, попытки непосредственной реализации этого учения в жизнь, предпринятые в России и во многих других странах его последователями, потерпели неудачу. Однако не учитывать мощнейшую интеллектуальную традицию невозможно, по крайней мере в ряду предложений других интеллектуальных школ. И нашу беседу с главным научным сотрудником Института философии РАН Вадимом Межуевым, автором монографии «Маркс против марксизма», мы начали с вопроса, почему, несмотря на историческое поражение марксизма, интерес к нему вновь возродился.

 

— Капитализм очень многое сделал для процветания людей, чтобы они лучше жили.

ВАК. Ничего он специально для этого не делал. Разве что вынужденно. Грубо говоря, как человек многое делает для процветания коров, чтобы получать с них больше молока и мяса.

 

Но он не смог дать людям той степени свободы, которая позволяет им жить в меру своей индивидуальности.

ВАК. Это почему же? Хочешь – развлекайся так, а хочешь – эдак. Хочешь – в космос слетай, а хочешь – балдей от наркоты. Хочешь – автомобиль такой, а хочешь - эдакий…

 

Все-таки мы вынуждены значительную часть времени подчинять не собственным целям. И Маркс предполагал, что коммунизм — это просто следующая ступень на пути человеческой свободы. Закройте ее, и вы превратите мир в такой муравейник, где все будут бегать ради сиюминутных целей. И в этом смысле Маркс, конечно, жив. Как вера в то, как надежда на то, что целью человеческой истории, целью существования человека на земле является его право быть самим собой. Быть свободным.

ВАК. Свобода от чего? В чём? Если посмотреть на эволюцию, то можно увидеть, что она идёт в направлении нарастания независимости (свободы) от случайностей природы. А вовсе не от самого себя, не от друг друга. Межуев сразу, с первого абзаца, обозначил себя как идеалиста, твёрдо убеждённого в существовании свободы воли. А идеалист просто не способен адекватно воспринять материалистическую аргументацию.

 

— Но тогда возникает вопрос: марксизм — это наука или идеология?

ВАК. Всякая идеология базируется на определённых постулатах. Маркс дал такие постулаты. Так что, есть марксизм как наука (точнее – теория) и марксизм как идеология, политическое течение. Их нельзя смешивать. А смешивают.

 

— Сам Маркс, конечно, претендовал на создание особого типа исторической науки — материалистического понимания истории. Которая, по Марксу, не философия, как у нас учили, а попытка создать научную теорию истории. Напротив, наряду с Фейербахом и Контом он считал, что после Гегеля философия невозможна. Фейербах полагал, что на смену философии должна прийти антропология, наука о человеке. Маркс, начиная с «Немецкой идеологии», — что с философией покончено. «Мы знаем одну-единственную науку — науку истории», — писал он вместе с Энгельсом в «Немецкой идеологии». Он считал, что на смену философии истории как последней части философии должна прийти научная теория истории, которую он назвал материалистическим пониманием истории. По мнению Маркса, его теория должна была заменить собой идеалистическую философию истории и эмпирическую историографию, сыграть в исторической науке примерно ту же роль, что теория Дарвина в биологической науке. А Конт сказал, что эпоха метафизики в философии должна смениться эпохой позитивного знания и это должна быть социология.

ВАК. Не так важно, что он думал по поводу своей работы, как то, что куда его вела логика этой работы. Похоже, Межуев (как и положено идеалисту) не понял, что говоря об истории, Маркс имел в виду эволюцию. Маркс вводил критерий эволюционности в теорию познания вообще, а в историю и политэкономию – в частности. То есть, продолжил развитие эволюционных взглядов Адама Смита в политической экономии, как Дарвин применил их в биологии. В то время это было очень крупным шагом вперёд. Но так же как Дарвин не смог ничего существенного сказать о механизмах и факторах биологической эволюции (кроме неубедительных утверждений о естественном отборе, вполне наглядном самом по себе; об опытах Менделя он не знал), так и Маркс не смог сразу предложить для эволюции общества ничего, кроме столь же неубедительных утверждений о лежащей на поверхности вариации естественного отбора через классовую войну. Глубинные механизмы эволюции для Дарвина и Маркса остались скрытыми. Открыть их предстояло позже. Надо сказать, что идеалисты эволюцию не воспринимают в принципе. И вот это непонимание и не восприятие эволюции сквозит в каждом ответе Межуева.

 

Конечно, все они оказались неправы. Потому что после них философия бурно развивалась, но уже в ином качестве, не в классическом, а в постклассическом.

ВАК. Ещё как не развивалась. Вот только термином «постклассическое качество» замаскировали контратаку идеалистической философии. То есть, более ранней, примитивной, антинаучной философии. Ну, что бы Межуеву не указать, в чём разница между указанными им качествами. А умолчал.

 

Что же касается Маркса, то для него философия и идеология были синонимами. Название его книги «Немецкая идеология» можно перевести и как «Немецкая философия». И он претендовал на замену идеологии наукой. Для самого Маркса идеология несовместима с наукой хотя бы потому, что, будучи классовым сознанием, она лишена достоинства «всеобщего знания». В отличие от науки, руководствующейся поиском общей для всех истины, идеология выражает интересы отдельного класса, которые он хочет выдать за всеобщий интерес. Но поскольку Маркс и Энгельс считали, что отражают позиции пролетариата, а пролетариат был для них всеобщим классом, то таким образом пролетариат отражает не только свою классовую позицию, но позицию всего человечества. Вот почему мышление пролетариата должно быть всеобщим, то есть не идеологическим, а научным.

ВАК. Маркс с Энгельсом вовсе не считали пролетариат всеобщим классом. Таковым ему предстояло стать в будущем. Идеалисту Межуеву невдомёк, что Маркс и Энгельс не просто так «считали» или «не считали». Этот вывод был логическим следствием при применении эволюционного подхода к исследованию общества. Ведь даже в те времена уже были рантье - собственники, которые превратились в чистых паразитов. А уж сколько их развелось ныне, в условиях финансового капитализма.

 

Таковым, по мнению Маркса, и было его собственное учение. Чуть позже стараниями соратников Маркса, включая Энгельса, друзей и учеников, участвовавших в создании Германской социал-демократической партии, его учение из научной теории превратилось по преимуществу в партийную идеологию. Именно они стали творцами марксистской идеологии.

ВАК. Насколько известно из опыта, предсказание истории – дело неблагодарное. Тем более – для больших периодов. И теория Маркса оказалась не слишком надёжным инструментом для научного прогноза. Но разве кто-то до него и после него дал другие инструменты? Частным случаем является то, что Маркс не смог предвидеть, что использование машин не столько освободит людей от труда, сколько породит массу рабочих мест по специальностям, которые необходимы для тех же машин. Равно как и то, что с появлением финансового капитала точно так же появилась масса людей, которые добывали себе средства на существование трудом хотя и законным (а кто законы пишет?), но лишённым даже тени общественной полезности. И появились обе социальные группы в таких размерах, что работников в понимании, существовавшем при Марксе, стало несопоставимо меньше. И всё это обеспечивалось ростом производительности труда. Какое уж творчество, о котором мечтали…

 

Что же предопределило неудачу главной претензии Маркса — быть не идеологом, а ученым? Причину, несомненно, следует искать в самом его учении, взявшемся сочетать несочетаемое — научность и классовость, истину и интерес.

ВАК. На этом основании можно лишить звания почти поголовно всех западных философов и экономистов. И не только. Взять хотя бы Н. Винера: сам же выявил основы самоорганизации общества, из которых логически следовал вывод о ненужности капиталистов-банкиров, но упрямо отрицал социализм-коммунизм.

 

Маркс попытался создать нечто вроде пролетарской науки. И в этом была роковая ошибка марксизма, которая предопределила неудачу превращения социализма или коммунизма в науку.

ВАК. Вот ещё… Маркс был одновременно и учёным, и политиком. И был просто человеком, хотя и гениальным. А потому оба направления его деятельности не могли не влиять друг на друга. Классовость же… По Межуеву научность вполне сочетается с классовым подходом, если этот класс – капиталистический. И Межуев тактично умалчивает о том, что научность и классовость вполне сочетались, когда капитализм уничтожал феодализм. Что до роковой ошибки, так вообще бред: социализм – экономическая формация и политическое течение, а не наука. Наука это то, что позволяет понять сущность механизм существования явления «социализм». Разумеется, можно и науку так назвать, но нельзя путать науку с предметом изучения. Таким «знатокам» как Межуев, тоже не возбраняется попытаться избежать вышеуказанной «ошибки».

 

Оказалось, что пролетариат не всеобщий класс. На мой взгляд, двадцатый век выявил одну простую вещь — пролетариат вообще не класс. Скорее это профессия.

ВАК. Глупо. Маркс имел в виду лиц наёмного труда, каковыми в его время были почти исключительно рабочие весьма скромной по нынешним меркам квалификации. И не мог он предусмотреть, что через сто лет появится масса других профессий для наёмных работников.

 

— Профессия?

— Да, профессия. Поэтому рабочие и представлены сегодня в обществе не столько политическими партиями, сколько профсоюзами.

ВАК. Межуев передёргивает. Наличие профсоюзов говорит лишь о более высокой организованности наёмных работников. Более того, профсоюз – это тоже вполне себе политическая партия.

 

Правда, к пролетариату в наше время многие марксисты относят представителей не только физического, но и умственного труда, работающих по найму у капитала. Тех же инженеров. Но если мы включаем работников умственного труда в состав пролетариата, то это понятие принимает совсем другой характер, потому что у пролетариев умственного труда уже есть собственность не на рабочую силу, а на приобретенные знания. А это совсем другой источник дохода.

ВАК. Вот фокусник. Как будто у рабочих нет собственности на их умения и навыки. Кстати, вот их-то отнять никак нельзя. Разве что с помощью гильотины или четвертования. А вот знания работодатель вполне может присвоить, лишив их автора права самостоятельно распоряжаться ими. Что и прекрасно отлажено через торговлю патентами, лицензиями, ноу-хау, ограничениями на переход к конкурентам...

 

Во всяком случае, рабочий класс в том виде, в каком он сформировался в девятнадцатом веке, сегодня уже не обнаруживает осознанного стремления к изменению существующего строя.

ВАК. Он и тогда не обнаруживал такого стремления. Здесь ведь что происходит. Любой человек (наёмный работник, в том числе) всегда желает для себя лучшего, чем имеет. Это естественно, от природы. И при этом обычно (хотя и не всегда ясно) понимает, что именно ему мешает заполучить это лучшее. Вот эту помеху он и пытается устранить. В данном случае наёмный работник пытается выбить из работодателя более высокую зарплату, преодолевая желание работодателя снизить издержки на рабочую силу. Это первая политическая задача профсоюзов. Но как бы ни воевали между собой наёмные работники и работодатели за уровень заработной платы, причина их расхождений во взглядах сохраняется неизменной, порождая всё новые и новые конфликты. Поэтому логика требует устранить эту причину (для инженеров это означает сделать изобретение). То есть, устранить обстоятельства, непрерывно воссоздающие эти причины. Это уже политическая задача более высокого уровня и решают её политические партии национального уровня. Здесь начинаются межпартийные расхождения в компромиссных и радикальных способах устранения. Компромиссные сводятся к соглашениям о тарификации, а также к разнообразным способам убеждения наёмных работников в том, что они в действительности получают больше, чем думают, и что они вовсе не наёмники, а партнёры (участие в акционерном капитале и правлениях). Радикальные – сводятся к устранению работодателей как социального класса. Интересно, что несколько ранее капиталисты-работодатели отнюдь не возражали, а даже и приветствовали радикальный способ по отношению к крупным землевладельцам. А последние ещё ранее – по отношению к рабовладельцам. Но это уже эволюция, межуевыми не воспринимаемая. Так что проблема сегодня сводится к поиску способа. А для этого надо и далее развивать теорию.

 

Но, как мне кажется,

ВАК. Кажется – перекрестись и сто раз лбом об пол. Полегчает. Коль взялся анализировать, то делай выводы без всяких «кажется». Только по схеме «если – то».

 

двадцатый век выявил, что идея социализма — это идея не рабочих, а интеллектуалов. И если действительно всерьез разбираться, то мы увидим, что, Маркс, конечно, выразил в своем учении идею человека, который включен в общество «через голову». То есть он описал в виде коммунизма такое общество, в каком он, Маркс, сам хотел бы жить. Не рабочий, а именно он сам, выдав это за пролетарский идеал.

ВАК. Совсем плохой. Идеи генерируют те, кто способен их генерировать. Рабочие не могли по определению. Как и крестьяне, крепостные, рабы (даже и буржуины). Все они могут только ощущать смутную потребность в чём-то. А вот понять эти потребности и сформулировать в виде политических идей могут только интеллектуалы.

 

Недавно было опубликовано интересное интервью с известным британским историком-марксистом Эриком Хобсбаумом, где он высказал мысль, что современный марксизм отличается от ортодоксального своим интересом к идеям, изложенным Марксом в подготовительных рукописях к «Капиталу». Так называемых «Грундриссе». Впервые эти рукописи были опубликованы в 1950 году. По мнению Хобсбаума, в них есть прозрения,

ВАК. Вот уж от чего науке надо держаться подальше, так это от прозрений.

 

которые выводят анализ капитализма далеко за рамки девятнадцатого века, в общество, которое не требует больше массы труда, в общество автоматизации, высвобождения свободного времени и преодоления отчуждения. Это идеи перехода к новому обществу не через пролетарскую революцию и диктатуру пролетариата, не через экспроприацию и национализацию частной собственности, а через превращение науки в основную производительную силу, заменяющую собой труд рабочих. Но поскольку научное знание нельзя приватизировать, оно по природе принадлежит каждому и потому всем, то становится ясно, что идея общественной собственности — это прежде всего идея национализации знаний, а не вещей, заводов, фабрик. И во-вторых (это еще более важная идея, которая у нас совершенно была пропущена), что будущее общество — это общество свободного, а не рабочего времени, в котором только и возможно обобществление всего богатства человеческой культуры.

ВАК.  Когда готовился – фантазировал. Начал работать – спустился на землю. Чтобы там учёные ни открыли, а инженеры ни придумали, кто-то должен всё это превратить в «железо». А знания – такой же элемент капитала, как и оборудование или здания. И пока будет рынок, до тех пор знания будут товаром. Следовательно, ими будут торговать, они будут кому-то принадлежать. Что и происходит.

 

— Что же Маркс понимал под свободным временем?

— Свободное время, говорил Маркс, — время не только досуга, но и «более возвышенной деятельности», цель которой — производство не просто полезных вещей и даже идей, но самого человека как общественного существа, всей суммы его отношений с другими людьми. На первый взгляд понятие свободного времени — оксюморон. Все философы прошлого считали, что время и свобода — взаимоисключающие понятия. Свобода находится по ту сторону времени, там, где царит вечность. Но можно ли быть свободным, оставаясь «в плену времени»? Иными словами, можно ли время сочетать со свободой, сделать его свободным временем?

ВАК. Фантастика. Кстати, всё это было весьма детально описано в фантастическом романе Артура Кларка «Город и звёзды» (про город Диаспар). Как и финиш.

 

Еще древние греки считали, что свободным человек является, во-первых, только в рамках полисного времени, когда он занят политикой, то есть озабочен общим благом и может не только своими делами, действиями прославить свое имя, но и благодаря этому быть продолженным в следующих поколениях. Второе назначение свободного человека — занятие философией. Через философию, через мышление человек получает выход к вечным субстанциям, когда работает не на себя, а на вечность. И третье назначение свободного человека — художественное творчество. А труд и домашнее хозяйство — удел рабов и женщин.

Для христиан время земной жизни — только подготовка к вечной жизни в блаженстве или муках на том свете.

В современном обществе, с приходом капитализма, приравнявшего время к деньгам («время — деньги»), сделавшего главным временем человеческой жизни рабочее время, в котором создается стоимость, все «трансцендентные» профессии, имеющие дело с вечностью, полностью обесценились, утратили былой почет и уважение. В глазах человека, делающего деньги, вечность ничего не стоит. Время как бы одержало здесь полную победу над вечностью.

Рабочее время в любом случае есть время не свободного, а необходимого и вынужденного труда, труда на других. Для Маркса это столь же очевидно, как и для греков. Но только в отличие от греков у современного человека рабочее время обрело значение основного времени его жизни в обществе. А свобода стала синонимом не общественной, а частной, приватной жизни, лишенной прямой связи с трудом в рабочее время. Получается, что человек чувствует себя свободным не в обществе, а за его пределами, оставаясь наедине с собой или с близкими ему людьми. Как сказал Маркс, «рабочий чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т. д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному».

ВАК. Ерунда у Межуева получается. Можно подумать, что никто не любит свою работу, что она для всех – принуждение. Даже американцы говорят, что они все работают за деньги, но не все только ради денег. Межуеву ближе и понятней идеалистические фантазии Маркса-политика, сына своего времени и своей культуры. Но Межуев умалчивает вот о чём. В самом деле, по приведённой цитате Маркса получается, что человек становится свободным, лишь освободившись от всего того, что отличает человека от животного. Но тогда справедливо сказать, что человек тем больше становится человеком, чем меньше в его поведении от животного. И тогда мы получаем знаменитое: «свобода = осознанная необходимость».

 

Можно ли сделать общество пространством человеческой свободы? И каким будет такое общество? Решить эту проблему, согласно Марксу, можно лишь в том случае, если основным временем общественной жизни человека станет не рабочее, а свободное время. То есть время, которое принадлежит самому индивиду, целиком и полностью находится в его личном распоряжении. В этом и состояла основная идея Маркса. Свободное время — это время развития самого человека как «основного капитала», его приобщения к миру культуры посредством образования и самых разнообразных форм творчества — не только духовного, но и социального. Культура, в отличие от культа, и есть хранитель вечности на земле, а не на небе. Как у Пастернака: «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну. Ты — вечности заложник у времени в плену».

А в результате развития современного капитализма, современного капиталистического общества оказалось, что вечности нет. Оказалось, что вечность — это иллюзия, мираж. Главной заботой человека становится забота о теле, не о душе, а о теле. А главной темой искусства становится тема смерти, умирание, исчезновение.

Так вот, главная идея марксизма, как я ее понимаю, состоит в том, чтобы вернуть человеку вечность. И для этого есть особого рода время — это время свободы, свободное время, где человек занимается не тем, что он делает полезные для себя вещи, и даже не тем, что производит идеи, а где он производит самого себя. И Маркс мыслил будущее общество как общество, базисом которого является не экономика, а свобода человека от экономики. Экономике должно быть посвящено минимальное время, а основное время человека — свободное — должно быть отдано обществу, науке и творчеству.

ВАК. Неправильно Межуев понимает. Это все не главная идея марксизма как науки, а побочная, тупиковая ветвь марксизма как политического течения. Она вполне идеалистична и тем близка Межуеву, который потому и пережёвывает её так тщательно. Межуев умалчивает, что Маркс и Энгельс пришли к выводу, что наука двигается не сама по себе, а под давлением сугубо экономической потребности. И нельзя отдать время обществу будучи свободным от него, общества.

 

— Это и есть то, что он называл коммунизмом?

— Коммунизм для него — это решение загадки истории, как он скажет. Это возвращение человека к самому себе. И в этом он, собственно, и видел цель и смысл исторического процесса. Это порождение человеческой индивидуальности. Скажут, что это утопия. Да, в какой-то степени утопия. А мораль не утопия? А представление об абсолютной свободе не утопия? Но это та утопия, которая указывает человечеству направление его движения.

ВАК. Вот же ж… Это для Межуева загадка. Для Маркса ответ был ясен: эволюция. Которая, по Марксу же, сводилась к приспособлению. А идея эволюции, повторюсь, в те времена была нова. И для того, чтобы что-то прогнозировать, надо кроме общего принципа, выявить закономерности, которых у столь сложной организации, как общество, далеко не одна. Прогноз же на основе одной почти наверняка будет неверен. Что и произошло. А других ещё не было выявлено. Так что утопия здесь не причём.

 

Но Маркс никогда не ставил перед собой задачу нарисовать картину будущего общества. Более того, ни о каком финале истории он не мечтал. Для него коммунизм — это не финал истории, а ее начало. С этого только история и начинается. До этого была история не людей, а история вещей, история идей, чего хотите, история государств, история еще чего-то, но не история человека как такового. А при коммунизме человек сам начинает себя создавать, в зависимости, конечно, от того, что уже создано до него, и от того, что ему дано природой.

Будучи «решением загадки истории», «возвращением человека к самому себе», коммунизм предстает не как рационально сконструированная социальная система, в которой все выстроено раз и навсегда, а как непрерывно и сознательно осуществляемый людьми процесс производства себя и своих отношений друг с другом. Не совершенное общество с совершенными людьми должно прийти на смену истории, а история наконец должна покончить со всяким общественным застоем, с любыми попытками навязать людям раз и навсегда установленный порядок.

ВАК. А что взамен? Хаос? Анархия?

 

Марксистское видение будущего, несомненно, находится в русле гуманистической традиции европейской культуры. Коммунизм, по словам Маркса, — это практический гуманизм. Если либерализм был рожден эпохой Просвещения с ее апологией частного лица, то марксизм вышел из Возрождения.

Для гуманистов человеческий идеал — свободная индивидуальность, для просветителей — частное лицо, буржуа, в котором они увидели прообраз «естественного человека». Герои гуманизма — Гамлет и Дон Кихот, герои Просвещения — Санчо Панса и Фигаро. Частное отнюдь не синоним индивидуального. Частник — частичный рабочий или частный собственник — это человек, равный части, продукт общественного разделения труда и собственности. Такого человека Маркс называл абстрактным индивидом. Как индивидуальность человек равен не части, а целому, как оно представлено во всем богатстве культуры. Творцов культуры — мыслителей, художников, поэтов, людей науки и искусства — никак не назовешь частниками. Цивилизация с ее общественным разделением труда делит человека на части, утверждает победу частного начала во всех сферах жизни, отодвигая индивидуальность, как она представлена в культуре, на периферию общественной жизни. Вот почему цивилизация и культура двигались до сих пор как бы по разным орбитам, не стыковались друг с другом. Буржуазное общество доводит этот разрыв до логического конца. В переводе на марксистский язык этот разрыв предстает как противополагание капитализма, высшей фазы цивилизационного развития, коммунизму, культурной альтернативе этому развитию, уходящей в историческую бесконечность.

Для Маркса весь смысл истории состоит в достижении индивидуальной свободы. Только индивид, индивидуальность которого равна целому, есть общественное существо. Общественное для него равно не коллективному, не частному, а индивидуальному. Поэтому общественную собственность в «Капитале» он назовет индивидуальной собственностью, только собственностью каждого на всё. И свобода каждого есть условие свободы для всех. А собственность каждого на всё есть условие собственности всех.

ВАК. Здесь Маркс (в описании автора) ни на шаг не пошёл дальше древних греков: свободный человек занимается, чем ему заблагорассудится (сочиняет, ваяет, голосует, воюет, размножается…), а его жизнедеятельность обеспечивается другими. У древних греков – рабами и женщинами, у Маркса – машинами. Сказка-утопия для взрослых, оставшихся детьми. Человек всегда жил и живёт во враждебном окружении, которое заставляет его объединяться для повышения вероятности выживания. Человечество – тоже. Человечество никогда не будет свободным от мира (Вселенной), в котором ему приходится жить. И потому никогда не будет такой индивидуальной свободы. Всегда будет общественная необходимость. Всегда надо будет кооперироваться. И чем дальше, тем больше. Другое дело, что эволюция идёт в направлении от принуждения человека человеком же к принуждению человека обществом. Это у Маркса есть, но не в «прозрениях».

 

— Марксистское понимание проблемы труда и собственности, видимо, непосредственно связано его экономической теорией.

— Маркс, на мой взгляд, не столько экономист, сколько критик экономической науки. «Капитал» недаром имеет подзаголовок «Критика политической экономии». Здесь можно провести сравнение с «Критикой чистого разума» Канта. Кант в ней решал вопрос, как возможны математика и физика, но никому в голову не приходило называть его труд математическим или физическим сочинением. Это была критика науки с позиции разума, означающая не отрицание науки, а установление ее границ, за которые она не может выйти. В какой-то степени «Капитал» Маркса можно назвать критикой экономической науки с позиции исторического разума.

ВАК. Именно что «в какой-то степени». По Межуеву получается, будто исследование состоит в отборе и подгонке материала под некую исходную идею, тогда как у любого сколько-нибудь добросовестного учёного всё ровно наоборот. Значит, такой он липовый учёный. Впрочем, для ИФ РАНа это, пожалуй, норма.

 

Главной целью этой критики было доказательство исторической относительности экономических категорий, невозможности их распространения на всю историю. «Капитал» в этом смысле не экономическое, а историческое сочинение в том понимании истории, какое придал ему Маркс.

ВАК. То есть, диалектическое, эволюционное.

 

Отношения, выраженные в экономических категориях, имеют характер не вечных и естественных, а исторически преходящих отношений. Это и стремился доказать Маркс. Его трудовая теория прибавочной стоимости была призвана объяснить не только происхождение капитала, но и границы его существования в истории. Обезличивающий человека абстрактный труд, создающий стоимость, товар, деньги, капитал, рано или поздно будет заменен другим трудом — «всеобщим», под которым Маркс понимал науку. Если Гегель написал «Феноменологию духа», то Маркс создал своеобразную феноменологию труда. Первая глава «Капитала», в которой раскрывается двойственный характер труда, навсегда войдет в историю социально-исторической мысли как никем не превзойденный анализ процесса труда.

ВАК. И вот здесь Маркс начал спускаться на землю. И фактически доказал, что экономические отношения будут существовать столько, сколько будет существовать человек. То есть, для человека – весь его век, вечно.

 

Что же нового Маркс открыл в труде? Что труд кормит, одевает, обогревает человека, что он создает полезные для него вещи, знали задолго до Маркса, и в этом не было никакого открытия. Маркс открыл нечто иное — способность труда создавать не просто вещи, но в форме вещей, которые становятся товарами, отношения между людьми, общественные отношения, общество, в котором эти люди живут, а значит, и людей как общественных существ. Проблема, однако, в том, как превратить отношения, получающие в условиях разделения труда и рынка независимую от людей форму отношения вещей — вещную форму, в отношения самих людей, то есть снять их отчужденный от человека характер. Сделать это можно, согласно Марксу, лишь освободив человека от власти труда в рабочее время, то есть от абстрактного труда. Свободный труд в свободное время, где человек может выражать свою индивидуальность, — это и есть коммунизм. Экономическая теория вела Маркса к тем же выводам, что и его философия, и его понимание истории.

ВАК. Такой утопический коммунизм и его последствия вполне логично были описаны в романе Айзека Азимова «Обнажённое солнце» (о Солярии, где каждый жил сам по себе, занимался, чем хотел, а его полностью обслуживали роботы).

 

— Хотя Маркс считал себя ученым, он тем не менее видел свое предназначение в обосновании неизбежности революции. И он стал всемирно известным в первую очередь как апостол революции.

— Не Маркс выдумал революцию, она происходила на его глазах. Его молодость пришлась на первую половину девятнадцатого века. Он жил в революционную эпоху, когда рушился старый мир. И на его родине, в Германии, экономически и политически отсталой стране, к тому же раздробленной, явственно ощущалась необходимость перемен. Маркс стал на сторону тех, кто считал, что эти перемены могут быть осуществлены только революционным путем. Но у немецких интеллектуалов, воспитанных на идеях гуманизма и немецкой классической философии, не вызывал восторга возникший на обломках старого строя капитализм, который обрек миллионы рабочих на жесточайшее угнетение. Достаточно вспомнить работу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Поэтому если революция неизбежна, то она, по их мнению, не сможет остановиться на буржуазной стадии, а рано или поздно перерастет в пролетарскую революцию, которая наконец навсегда покончит с эксплуатацией и социальным неравенством. Так думал не только Маркс, но он ярче других выразил господствующее умонастроение своего времени.

ВАК. Мало ли что думал Маркс как политик. И его политические убеждения ничуть не мешали ему играть на бирже, спуская там присылаемые Энгельсом деньги. Главное в наследии Маркса – его работы как учёного-экономиста.

 

Во второй половине девятнадцатого века по всей Европе, в том числе в Германии, начинают утверждаться демократические порядки и институты. И Маркс с Энгельсом постепенно отходят от своего былого революционного радикализма. Революционное насилие оправданно в борьбе с тиранией, когда нет никакой демократии, но в условиях существования парламентской, пусть и буржуазной, демократии вполне возможны и мирные способы борьбы за власть и осуществление социалистических реформ.

— Почему именно в России марксизм принял такие радикальные формы?

— Известно, что первый том «Капитала» Маркс издал в 1867 году, а умер он в 1883−м. За это время он не опубликовал ни второго, ни третьего тома. Их издал Энгельс с указанием на то, что Маркс хотел переработать всё учение о дифренте в третьем томе, но не успел. Почему? За этим стоит очень важная эволюция во взглядах самого Маркса. В этот период под влиянием многих появившихся тогда работ об обществах аграрного типа он обращается к Востоку, который, видимо, стал главным предметом его размышлений. Вплоть до «Немецкой идеологии» Маркс, как и большинство историков того времени, относил Восток к доисторическому состоянию. Тогда все так думали, полагая, что история начинается в античности. В период написания первого тома «Капитала» он уже рассматривает Восток как одну из фаз становления общественно-экономической формации — наряду с античностью, феодализмом и капитализмом. Тогда-то и появился термин «азиатский способ производства». Но бурное развитие востоковедения во второй половине девятнадцатого века приводит Маркса к выводу, что Восток не может быть объяснен экономическим ключом и вместе с первобытностью образует особую общественную формацию, названную им первичной или архаической.

ВАК. Может. Надо только знать как. Интересно, что ведь уже были некоторые начальные проработки о связи экономики с поведением человека (например, «Происхождение семьи, частной собственности и государства»). Но опять-таки тогда ещё не было достаточного материала от естественных наук. А вообще нельзя искать где-то химический чистый хозяйственный уклад.

 

То есть по существу он отказывается от понятия «азиатский способ производства». То, что он называл общественно-экономической формацией, сводя к ней содержание всей мировой истории, оказывается теперь только вторичной формацией, ограниченной в основном историей Запада. Получается, что большая часть человечества живет еще за пределами общественно-экономической формации — в условиях общинного земледелия и возвышающегося над ним деспотического государства.

ВАК. Ну и что с того? Не зря ведь позже Ленин сделал вывод о неравномерности развития разных государств. Более того, даже внутри одного государства, если оно достаточно большое, может наблюдаться неравномерность развития отдельных групп общества. Хороший свежий пример – Китай. Да и вообще: укорять Маркса за то, что не предвидел будущее во всех подробностях, весьма глупо. Равно как и за то, что он не нашёл подтверждения своей теории в Азии. Ну, не было тогда ещё в естествознании необходимых идей и результатов. Появились они только в середине 20-го века..

 

Не переход от капитализма к социализму, а переход от первичной формации к вторичной, то есть от Востока к Западу, — вот что является для этой части главной проблемой современности. И тогда возникает вопрос: а куда отнести Россию, если главный признак общественный формации — то, что это аграрная цивилизация, базирующая на земледельческом труде, на общинном земледелии? Но если Россия находится еще за пределами общественно-экономической формации, то можно ли говорить о буржуазной, а тем более социалистической революции и социализме в России?

ВАК. В России, как и в других государствах, была смесь формаций.

 

И Маркс приходит к выводу, что революция, если она произойдет в России, может быть только крестьянской и, следовательно, далекой от всякой демократии. «Настанет русский 1793 год, — предупреждал он, — господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории».

ВАК. А что ещё можно было предположить, исходя из тогдашней доли крестьян в населении России? Реально же произошло всё не так. Сначала была буржуазная революция. Потом вполне пролетарская. И только после этого в гражданскую войну втянули крестьян.

 

В том же духе высказывался и Энгельс, споривший с известным русским революционером Бакуниным: русская революция «увлечет за собой крестьян, и тогда вы увидите такие сцены, перед которыми побледнеют сцены 93−го года». А уже в конце 1890−х в одном из писем к русскому корреспонденту Энгельс писал, что переворот в отсталой стране с многочисленным крестьянским населением может быть осуществлен только «ценой страшных страданий и потрясений».

ВАК. Межуев так и не обосновал своё утверждение о радикальности российских марксистов. Которые, кстати, почти поголовно были марксистами европейскими.

 

— Что, собственно, и получилось.

ВАК. Получилось не только это. Тем более что, буржуазный переворот в своём время тоже стоил народам моря крови. Получилась ещё сверхдержава в экономическом и военном отношении. А по сути Маркс с Энгельсом в своём европейском самомнении всего лишь предложили отсталым русским не суетиться, а скромно следовать в кильватер за просвещённой Европой. Точнее – за Германией. Для того и стращали. Кстати, читал свежий материал о влиянии кризиса на российскую глубинку. Автор сокрушался, что многие  районы «перегружены» тяжёлой промышленностью, «тяжким наследием советских времён». Конечно, зачем нужна тяжёлая промышленность, если всё можно купить на Западе? Но, слегка перефразируя, если не будешь содержать свою тяжёлую промышленность, будешь содержать чужую.

 

— Конечно. Все это Маркс изложил в своих знаменитых набросках ответа на письмо Веры Засулич, в котором она спрашивала его о перспективе социалистической революции в России. Маркс садится за ответ. Пишет первый вариант ответа, второй, третий и все их перечеркивает, отделываясь маленькой запиской.

ВАК. Правильно сделал. Вовремя понял, что сгоряча ерунду пишет. Оно всегда так: садишься за статью с кучей озарений, а когда начинаешь думать, все они отлетают. И выдавать эти конспекты за серьёзные работы нельзя. Это ошибки, признанные таковыми самим Марксом. Они представляют только узкопрофессиональный интерес для историка, но не более того.

 

Впервые эти так называемые конспекты письма Маркса к Вере Засулич были опубликованы в 1924 году. До этого они хранились в архиве Каутского. Ленин их не читал.

ВАК. И ничего не потерял.

 

Но из них становится ясно, насколько изменилось представление Маркса о ходе мировой истории в новейшую эпоху. Восток как бы ломал все прогнозы и предсказания.

ВАК. Ничего особенного. В то время весь мир был Европой, а прочая территория планеты – только территорией под управление европейских колонизаторов. Можно было тогда предвидеть развал колониальных империй? И что из себя будут представлять бывшие колонии? И в какой мере было исковеркано естественное развитие колонизованных стран?

 

Что же касается России, то Маркс советовал русским социалистам дождаться победы социалистической революции на Западе, чтобы затем, встав в хвост Европе,

ВАК. Вот-вот.

 

перейти к социализму на базе собственного общинного земледелия, то есть минуя капитализм.

Согласно такому пожеланию, Россия и после победы социалистической революции в мировом масштабе должна остаться аграрной страной, мировой деревней, передоверив функцию мирового города промышленно развитому Западу. Вряд ли такое пожелание могло устроить русских революционеров, тем более марксистов. Они стали искать свой ответ на вопрос о революции в России. 

ВАК. Так ведь нашли. Не делали они тогда из Маркса-политика иконы.

 

ВАК – Владимир Александрович Королёв.

Киев

20010.02.15.

 

PS.  

Перечитал свои замечания полторы недели спустя. Слабовато получилось. Напрашивается более основательная работа, построенная не на цитатах.